And I meow-meow-meow, meow-meow-meow!
Действительно, откуда такое имя? Странное и красивое, имя из книги. Он предпочитал думать, что его так назвали родители, хотя в глубине души понимал, что ни его отец-алкоголик, ни сумасшедшая мать на это не способны. Но о прошлом своем он практически ничего не помнил. Нет, он помнил Ее. Но забыл, что именно Она дала ему такое имя.
- Ты читал эту поэму? - Спросила его как-то раз женщина с душой, похожей на тлеющие угли. Ей было под сорок. Она была маленькая, низенькая и сухая, как вобла. Но угасающие с течением времени огоньки в ее глазах были настолько теплые, настолько яркие, что такими не мог похвастаться больше ни один житель Города.
- Нет.
- Почитай. Знаешь, Роланд, она очень интересная.
- Роланд? Меня не так зовут.
- Теперь тебя так зовут.
Он любил ее. Насколько ребенок может любить взрослую женщину. Они проводили очень много времени вместе в этом затхлом и темном кабинете. Она читала ему вслух пыльные книги, а он впитывал каждое ее слово. Она никогда не называла его Розьер.
Дома ждала другая женщина. Пухлая и розовая, с гулким утробным голосом. Было принято звать ее "мама" и любить, потому что она выносила его.
- Рози, принцесса, я сегодня купила тебе новое платье! Иди сюда, примерь. Ох, доченька моя, какая ты красавица!
- Спасибо, мама.
В ее глазах тоже был огонь. Только этот огонь был признаком безумия. Она всегда хотела дочь. Она ненавидела своего ребенка.
Платья приходилось покупать часто. И Роланд знал, что эта идиотская тряпочка с рюшечками и кружевами не доживет до завтрашнего утра. Сегодня вечером отец возвращался домой. Он вваливался в дверь, вонючий, небритый, еле передвигающий ноги, он орал и ломал мебель, он бил толстую женщину и, схватив сына за волосы, эти чертовы длинные светлые волосы, вечно заплетенные в косички или забранные в хвост, тащил его в спальню, чуть ли не хрюкая от похоти. Так было каждый раз, как он возвращался. Роланд не любил боль. А Розьеру пришлось полюбить. Секс - это удовольствие, не так ли? Значит, боль тоже.
А на следующий день было невозможно даже сесть. Иногда раны начинали кровоточить и тонкие струйки текли по ногам, кожу щипало, а другие дети смеялись над ним. Они все были безликие, а их глаза напоминали глаза падальщиков. Они выискивали самого слабого и нападали на него стаей.
- Пидор! Пидор! Новенькое платье мамочка купила, да, Рози? - Издевательский смех звенел в ушах. Они дергали его за косички и били по ногам до синяков.
- Я не пидор. - Неуверенно бурчал мальчик, уворачиваясь от камней, которые в него бросали соседские девчонки.
- Да? Тогда докажи. - Самый задиристый, с коротко стриженными волосами и лоснящимся лицом. Если это можно было назвать лицом.
Они привели какую-то девочку. На вид ей было лет 6, совсем маленькая. С красными от диатеза щечками, русыми жиденькими волосами, толстенькая. Ее лицо было испачкано в шоколаде, а в глазах читался страх.
- Докажи, докажи. Трахни ее, прямо здесь, тогда мы тебе поверим.
Девочка начала плакать. Стая, где все были в два раза, а то и больше, старше нее, тоже давно над ней издевалась. Роланд оглянулся вокруг, проверяя, может ли он сбежать. Они были повсюду, они окружили и смеялись как гиены. Небо Города было пасмурным и тесным, оно душило, как слезы.
- Я не буду.
Резкая боль где-то под коленкой. Он упал, ладони обожгло. Они били его, били по бокам, по ребрам, долго, упорно, со смехом. Пока не потемнело в глазах. Так было каждый раз, как он оставался один.
Пахло пылью и шампунем. Она сидела совсем близко, ее дыхание щекотало кожу. Голос вливался в уши, таял в голове, оставляя после себя почву для бесчисленного количества новых миров. Когда она замолчала, он внимательно посмотрел на нее. Он рос, а она уже старела. Он только разгорался, а она почти уже совсем угасла. Он любил ее, она не могла ответить тем же. Он учился, она забывала.
- Вы поедете со мной? - Собственный голос уже не писклявый, а окрепший, намного более мужественный. Ему шестнадцать.
- Дорогой, ты прекрасно знаешь ответ. - Скрипучие нотки, усталость. Ей сорок восемь.
- Вы же не хотите оставаться в Городе? Прошу Вас, поедем! Мы же сможем уехать, мы сможем начать жить заново. В другом месте, где будет хорошо.
Она только горько улыбнулась. Морщины сразу показались во всей красе. От нее все еще хорошо пахло, она все еще была для него самой красивой женщиной.
Роланд не любил людей. Не любил Город. Не любил боль.
В этом были его главные отличия от Розьера. Рози любил все это.
Роланд покинул Город навсегда. Но Город не покинул его, оставшись маленьким гниющим осколком в сердце писателя.
- Ты читал эту поэму? - Спросила его как-то раз женщина с душой, похожей на тлеющие угли. Ей было под сорок. Она была маленькая, низенькая и сухая, как вобла. Но угасающие с течением времени огоньки в ее глазах были настолько теплые, настолько яркие, что такими не мог похвастаться больше ни один житель Города.
- Нет.
- Почитай. Знаешь, Роланд, она очень интересная.
- Роланд? Меня не так зовут.
- Теперь тебя так зовут.
Он любил ее. Насколько ребенок может любить взрослую женщину. Они проводили очень много времени вместе в этом затхлом и темном кабинете. Она читала ему вслух пыльные книги, а он впитывал каждое ее слово. Она никогда не называла его Розьер.
Дома ждала другая женщина. Пухлая и розовая, с гулким утробным голосом. Было принято звать ее "мама" и любить, потому что она выносила его.
- Рози, принцесса, я сегодня купила тебе новое платье! Иди сюда, примерь. Ох, доченька моя, какая ты красавица!
- Спасибо, мама.
В ее глазах тоже был огонь. Только этот огонь был признаком безумия. Она всегда хотела дочь. Она ненавидела своего ребенка.
Платья приходилось покупать часто. И Роланд знал, что эта идиотская тряпочка с рюшечками и кружевами не доживет до завтрашнего утра. Сегодня вечером отец возвращался домой. Он вваливался в дверь, вонючий, небритый, еле передвигающий ноги, он орал и ломал мебель, он бил толстую женщину и, схватив сына за волосы, эти чертовы длинные светлые волосы, вечно заплетенные в косички или забранные в хвост, тащил его в спальню, чуть ли не хрюкая от похоти. Так было каждый раз, как он возвращался. Роланд не любил боль. А Розьеру пришлось полюбить. Секс - это удовольствие, не так ли? Значит, боль тоже.
А на следующий день было невозможно даже сесть. Иногда раны начинали кровоточить и тонкие струйки текли по ногам, кожу щипало, а другие дети смеялись над ним. Они все были безликие, а их глаза напоминали глаза падальщиков. Они выискивали самого слабого и нападали на него стаей.
- Пидор! Пидор! Новенькое платье мамочка купила, да, Рози? - Издевательский смех звенел в ушах. Они дергали его за косички и били по ногам до синяков.
- Я не пидор. - Неуверенно бурчал мальчик, уворачиваясь от камней, которые в него бросали соседские девчонки.
- Да? Тогда докажи. - Самый задиристый, с коротко стриженными волосами и лоснящимся лицом. Если это можно было назвать лицом.
Они привели какую-то девочку. На вид ей было лет 6, совсем маленькая. С красными от диатеза щечками, русыми жиденькими волосами, толстенькая. Ее лицо было испачкано в шоколаде, а в глазах читался страх.
- Докажи, докажи. Трахни ее, прямо здесь, тогда мы тебе поверим.
Девочка начала плакать. Стая, где все были в два раза, а то и больше, старше нее, тоже давно над ней издевалась. Роланд оглянулся вокруг, проверяя, может ли он сбежать. Они были повсюду, они окружили и смеялись как гиены. Небо Города было пасмурным и тесным, оно душило, как слезы.
- Я не буду.
Резкая боль где-то под коленкой. Он упал, ладони обожгло. Они били его, били по бокам, по ребрам, долго, упорно, со смехом. Пока не потемнело в глазах. Так было каждый раз, как он оставался один.
Пахло пылью и шампунем. Она сидела совсем близко, ее дыхание щекотало кожу. Голос вливался в уши, таял в голове, оставляя после себя почву для бесчисленного количества новых миров. Когда она замолчала, он внимательно посмотрел на нее. Он рос, а она уже старела. Он только разгорался, а она почти уже совсем угасла. Он любил ее, она не могла ответить тем же. Он учился, она забывала.
- Вы поедете со мной? - Собственный голос уже не писклявый, а окрепший, намного более мужественный. Ему шестнадцать.
- Дорогой, ты прекрасно знаешь ответ. - Скрипучие нотки, усталость. Ей сорок восемь.
- Вы же не хотите оставаться в Городе? Прошу Вас, поедем! Мы же сможем уехать, мы сможем начать жить заново. В другом месте, где будет хорошо.
Она только горько улыбнулась. Морщины сразу показались во всей красе. От нее все еще хорошо пахло, она все еще была для него самой красивой женщиной.
Роланд не любил людей. Не любил Город. Не любил боль.
В этом были его главные отличия от Розьера. Рози любил все это.
Роланд покинул Город навсегда. Но Город не покинул его, оставшись маленьким гниющим осколком в сердце писателя.